ВЕЛИКОЕ ДЕЛО

Discite
Crux

Великое дело - прежде всего само создание человека, т. е. полное
завоевание своих способностей и будущего; в особенности же это -
совершенная эмансипация воли, утверждающей за ним мировое царство Азота и
область Магнезии, т. е. полную власть над универсальным магическим
агентом.

Этот магический агент, который древние философы-герметисты скрывали под
именем nepвой материн, определяет формы могущей изменяться субстанции, и,
посредством его действительно, можно достигнуть превращения металлов и
всеобъемлющей врачебной науки. Это - не гипотеза, а уже испытанный и
строго доказуемый научный факт.

Николай Фламель и Раймонд Лулл, оба бедняки, явно раздавали несметные
богатства. Агриппа же достиг только первой части великого дела и умер в
нужде, единственно стараясь овладеть самим собой и укрепить свою
независимость.

Следовательно, существуют дне зависящих одна от другой герметических
операции: одна духовная, другая материальная.

Впрочем, вся герметическая наука содержится в учении Гермеса, как
говорят, первоначально вырезанном на изумрудной таблице; я объяснил уже
первые ее параграфы, теперь же привожу остальные, относящиеся к процессу
великого дела:

- "Ты отделишь землю от огня, тонкое от плотного, - осторожно, с большим
искусством.

Он восходит от земли к небу и снова опускается па землю, и получает силу,
как от вещей высших, так и от низших.

Посредством его ты получишь славу всего мира, и всякая неясность уйдет от
тебя.

Это - сильное могущество всякой силы, ибо она победит все тонкое и
проникнет все плотное.

Так создан был мир".

Отделить тонкое от плотного в первой, чисто внутренней, операции -
значит, освободить свою душу ото всех предрассудков и пороков, а это
достигается употреблением философской соли, т. е. мудрости, ртути, т. е.
личной ловкости и работы, и, наконец, серы, изображающей жизненную
энергию и пыл воли. Этим способом превращаются в духовное золото наименее
драгоценные предметы и даже нечистоты земли. В этом смысле нужно понимать
притчи "собрания философов", Бернарда де Тревизан, Василия Валентина,
Марии Египетской и других пророков алхимии. Но в их сочинениях, также как
и в великом деле, нужно искусно отделять тонкое от плотного, мистическое
от положительного, аллегорию от теории.

Если вы хотите прочесть с удовольствием и понять их, - нужно сначала
понять их аллегорически, затем перейти от аллегорий к реальностям
посредством соответствий, или аналогий, указанных в единственном догмате:
Все, находящееся вверху, подобно находящемуся внизу, и наоборот. Слово
"ART", обороченное, или прочтенное по методу священных первобытных
писаний, т. е. справа налево, выражает своими тремя начальными буквами
различные степени великого дела. Т обозначает тройное, теорию и работу, R
реализацию и А - применение. В двенадцатой главе Ритуала я дам нужные для
приспособления рецепты великих учителей и, главным образом, тот, который
находится в герметической крепости Генриха Кунрата.

Теперь же я предлагаю моим читателям заняться изучением дивного трактата,
приписываемого Гермесу Тримегисту и называющегося "Минерва мира" (Minerva
mundi). Трактат этот находится только в некоторых изданиях произведений
Гермеса и содержит в себе под аллегориями, полными поэзии и глубины,
учение о самосоздании существ или о законе творения, являющегося
результатом согласия двух сил, называвшихся алхимиками "постоянным"
(fixe) и "летучим" (volatil); в абсолюте эти силы называются
необходимостью и свободой. В этом сочинении разнообразие форм,
распространенных в природе, объясняется различием духов, и уродливости -
расхождением усилий. Чтение и размышление над этим сочинением необходимы
для каждого адепта, желающего исследовать тайны природы и серьезно
взяться за исследование великого дела.

Когда учителя алхимии говорят, что для выполнения дел науки нужно мало
времени и денег, в особенности, когда они утверждают, что необходим
только один сосуд, когда они говорят о великом и единственном атаноре,
которым все могут пользоваться, который у всех под руками... что люди,
сами того не зная, обладают им - они намекают на философскую и моральную
алхимию. Действительно, твердая и решительная воля в короткое время может
достигнуть абсолютной независимости, и все мы обладаем химическим
инструментом, великим и единственным атанором, который служит для
отделения тонкого от толстого и постоянного от летучего. Этот инструмент,
совершенный, как мир, и точный, как сама математика, изображается
мудрецами символом пентаграммы, или пятиконечной звезды, абсолютного
знака человеческого разума. Я последую примеру мудрецов, и не назову его:
слишком легко угадать это.

Соответствующая этой главе фигура Таро была плохо понята Куртом де
Гебелин и Эттейлла, видевшими в ней только ошибку, сделанную немецким
карточником. Эта фигура изображает человека со связанными за спиной
руками, с двумя мешками денег, привязанными к подмышкам, и повешенного за
ногу на виселице, составленной из двух древесных стволов, - каждый с
шестью обрубленными ветвями - и перекладины, дополняющие изображение
еврейского Taу; ноги его скрещены, и локти с головой образуют -
треугольник. В алхимии треугольник с крестом наверху обозначает окончание
и совершенство великого дела, т.е. тождественен по значению с Тау,
последней буквой священной азбуки.

Следовательно, этот повешенный - адепт, связанный своими обязательствами,
одухотворенный - с ногами, обращенными к небу; это - также античный
Прометей, в бессмертных муках подвергающийся наказанию за свою славную
кражу. Вульгарно это - Иуда, предатель, и казнь его - угроза всякому,
кто откроет великую тайну. Наконец, для еврейских каббалистов, этот
повешенный, соответствующий их двенадцатому догмату, учению ii об
обещанном Мессии - протест против признаваемого христианами Спасителя; и
они как бы продолжают говорить ему.

- Как можешь спасти других, ты, не сумевший спасти самого себя?

В Сефер-Тольдос-Иешу (Sepher-Toldos-leschu), антихристианской
раввинической компиляции, находится странная притча: "Иешу, -
рассказывает раввин, автор легенды, - путешествовал с Симоном Баржоной и
Иудой Искариотом. Поздно и утомленные пришли они в уединенный дом. Им
очень хотелось есть: нашли же они только молодую, очень маленькую и худую
гуску. Для трех это было слишком мало; разделить ее значило раздразнить
только голод. Решили бросить жребий, но так как им страшно хотелось
спать, "заснем, пока нам приготовят ужин, - сказал Иешу, - проснувшись мы
расскажем свои сны, и тот, кому приснится наилучший сон, съест маленькую
гуску". Так и сделали. Наконец они встали. Мне снилось, - сказал святой
Петр, - что я был наместником Бога. Мне, - что я был самим Богом, сказал
Иешу. А мне, - лицемерно возразил Иуда, - снилось, что я став лунатиком,
встал, тихо спустился вниз, снял гуску с вертела и съел. Сошли вниз; но
гуска действительно исчезла: Иуда видел сон наяву.*

* Этот анекдот находится не в самом тексте Сефер-Тольдос-Иешу, но в
раввинических комментариях к этому сочинению,

Эта легенда - протест еврейского позитивизма против христианского
мистицизма. Действительно, в то время, как верующие предавались
прекрасным мечтам, осужденный израильтянин, Иуда христианской
цивилизации, работал, продавал, занимался ажиотажем, становился богатым,
завладевал реальностями настоящей жизни и был в состоянии одолжать
средства существования тем самым культам, которые так долго его осуждали.
Древние обожатели ковчега, оставшись верными культу туго набитого
сундука, имеют теперь храмом биржу и оттуда управляют христианским миром.
Действительно, Иуда может смеяться и радоваться, что он не спал, подобно
святому Петру.