ПОСВЯЩЕНИЕ

Iesod
Bonum

Посвященный обладает лампой Трисмегиста, плащом Аполлония и посохом
патриархов.

Лампа Трисмегиста-разум, просвещенный знанием; плащ Аполлония -
совершенное самообладание, изолирующее мудреца от инстинктивных токов;
посох патриархов - помощь тайных и вечных сил природы.

Лампа Трисмегиста освещает настоящее, прошедшее и будущее, открывает
совесть мужчин, освещает изгибы сердца женщин. Лампа горит тройным
пламенем, плащ трижды складывается, и посох делится на три части.

Число девять - число божественных отражений: оно выражает божественную
идею во всем ее абстрактном могуществе, но оно выражает также и роскошь
верования, а, следовательно, и суеверие, и идолопоклонство.

Поэтому-то Гермес и сделал его числом посвящения: посвященный царствует
над суеверием и посредством суеверия; он спокойно идет во мраке, уверенно
опираясь на своп посох, закутавшись в свой плащ и освещая путь своей
лампой.

Разум дан всем людям, но не все умеют им пользоваться; это - наука,
которой надо научиться; свобода предоставлена всем, но все не могут быть
свободны: это - право, которое надо завоевать; сила - для всех, но не все
умеют на нее опереться: это - могущество, которым надо завладеть.

Без усилия мы ничего не можем достигнуть. Назначение человека -
обогащаться тем, что он зарабатывает, а затем подобно Богу, пользоваться
славой и удовольствием давать.

Магическое искусство некогда называлось искусством первосвященническим и
царским, так как посвящение давало мудрецу власть над душами и
способность управлять волями. Прорицание - также одна из привилегий
посвященного, а прорицание - только знание следствий, содержащихся в
причинах, и наука, примененная к фактам универсального учения об
аналогии.

Людские поступки не только записываются в астральном свете: они оставляют
также следы на лице, изменяют наружность, походку и акцент голоса.

Следовательно, каждый человек носит с собой историю своей жизни, и
посвященный может прочесть се. Будущее же всегда следствие прошедшего, и
неожиданные обстоятельства почти ничего не меняют в разумно ожидаемых
результатах.

Следовательно, каждому человеку можно предсказать его судьбу. По одному
движению можно судить обо всей жизни; одна неловкость предсказывает целую
серию несчастий. Цезарь был убит потому, что стыдился своей лысины;
Наполеон умер на острове святой Елены, так как ему нравились
стихотворения Оссеана; Людовик-Филипп должен был покинуть трон именно
так, как он его покинул, потому что у него был зонтик... Все это
парадоксы для толпы, не схватывающей тайных отношений между вещами; но
для посвященного, все понимающего и ничему не удивляющемуся, это -
причины.

Посвящение предохраняет от ложного спета мистицизма; оно придаст
человеческому разуму его относительное значение и соответственную
непогрешимость, соединяя его цепью аналогий с верховным разумом.

Поэтому, у посвященного нет ни сомнительных надежд, ни бессмысленного
страха, гак как нет и неразумных верований, он знает, что он может, и ему
ничего не стоит осмелиться; поэтому, для него сметь значит мочь.

Итак, вот новое толкование атрибутов посвященного: его лампа представляет
знание; окутывающий его плащ - скромность, посох - эмблема его силы и
смелости; он знает, смеет и молчит.

Он знает тайны будущего, смеет в настоящем и молчит о прошлом. Он знает
слабости человеческого сердца, умеет пользоваться ними для своего дела и
молчит о своих проектах.

Он знает смысл всех символизмов и культов, смеет практиковать их или
воздерживаться от этого без ханжества и нечестия, и молчит о едином
догмате высшего посвящения.

Ему известны существование и свойства великого магического агента, он
смеет творить дела и произносить слова, подчиняющие его человеческой
воле, и молчит о тайнах великого дела.

Часто вы можете увидеть его печальным, но никогда вы не увидите его
унылым или пришедшим в отчаяние; часто - бедным, никогда - униженным или
жалким, - преследуемым, но не устрашенным и побежденным. Он помнит о
вдовстве и убийстве Орфея, об изгнании и пустыннической смерти Моисея, о
мученичестве пророков и пытках Аполлония, о кресте Спасителя; он знает, в
каком беспомощном состоянии умер Агриппа, самая память которого была
оклеветана, в каких трудах изнемог великий Парацельс, все, что должен был
выстрадать Раймонд Лулл, чтобы добиться, наконец, кровавой смерти. Он
вспоминает о Сведенборге, который вынужден был притворяться безумным,
чтобы ему прощали его знание, о Сан-Мартине, скрывавшемся всю свою жизнь,
о Калиостро, умершем покинутым в темницах инквизиции, о Казотте, умершем
на плахе. Преемник стольких жертв, он, все-таки, смеет, но тем более
понимает необходимость молчать.